[William Flay]

А так больно?
В его руке блеснул нож. Его любимый нож - совсем тонкое лезвие и красивая резная ручка из какого-то редкого дерева.
Он опять сделал это. Одно молниеносное движение левой руки и вот, в следующую секунду из правой уже ручьем течет кровь.
Меня, как всегда, передернуло.Больше всего я не люблю холодное оружие - оно ранит больнее всех. И именно поэтому он отдавал ему предпочтение.
- Ты мазохист? - спросила я, глядя на ровный длинный порез, сделаный прямо по линии складки руки.
- Мазохист? Нет. Мазохистам приятно ощущать боль. Я же делаю себе больно, что бы жить, хоть мне это и не приятно. Но боль - единственное доказательство того, что я жив. У меня ничего, кроме нее, нет.
Я резко взглянула на него, но тут же отвела взгляд. Это был рефлекс. При этих словах и мне стало больно - когда же он поймет, что у него есть я?!
Казалось, он ничего не замечал. Просто завороженно смотрел как крупные алые капли падали на его белоснежную рубашку.
- Принеси, пожалуйста, аптечку.
- Там уже нет бинтов... Но я по дороге купила новый.
- Да?.. Когда же они закончились...
Я достала бинт. Он начал привычными уже движениями обматывать руку,как вдруг, в каком-то непонятном порыве, я подошла и начала делать это сама.
- Я ведь знаю, как ты это умеешь.Хоть уже и натренировался, а они ведь все равно сползают.
Он глянул на меня теплым, но таким странным взглядом и еле улыбнулся. Руку перемотать все же дал.
Один раз поморщился.
- Больно?
- Больно? А как это - больно? Что такое боль? Разрушение клеток? Или что-то большее?
Он замолчал и еще минут 10 сидел в задумчивом трансе.
Закончив работу, я подумала, что эти его вечно перебинтованые руки мне очень нравятся. В них есть какая-то странная, завораживающая красота. Я так и сидела, глядя на них.
Засвистел чайник.
- Я уже думал, что он никогда не закипит.
Все в том же состоянии я смотрела как он наливал чай.
-Вот, как ты любишь - лимонный чай. Только вода, лимоны и сахар. Специально сегодня в магазин бегал.
При этих словах я очнулась. Горячий чай обжег горло и руки, привычный вкус вернул меня к реальности. Никто и никогда мне не готовил больше такого вкусного чая...
- Собери волосы в хвост. Я люблю когда ты так делаешь.
Меня это сильно удивило. "Люблю"... Что бы это могло значить? Привычным движением я завязала высокий хвост.
- А теперь пей чай.
Я послушалась. Он долго сидел и просто смотрел на меня. А я замечала на его теле новые царапины. Он весь был усеян ими.
Солнце начало садится. Я потянула руку что бы включить свет, но он остановил меня. Так мы и сидели допоздна.
Я не знаю почему вспомнила этот вечер. Почему сейчас? Он ведь умер вскоре после этого. Умер на моих руках. Как ни банально - порезался. Случайно - первый и последний раз. Задел артерию, а я пришла слишком поздно.
Я никогда не забуду его последних слов, сказаных лежа в луже крови.
- Знаешь, я все-таки понял. У меня была ты.
Значит, он знал, что я любила его.

мастерская маленького гения
Свои лучшие работы я написал у нее. Она в самом деле была для меня музой и вместе с ней ушло и вдохновение.
Она была поразительно жизнерадосной, как для смертельнобольного человека. Никогда с ее лица не сходила улыбка, а глаза всегда блестели. Вот только она жутко не любила, когда в глаза лезли волосы, поэтому всегда собирала их в высокий тугой хвост.
Как сейчас помню ее маленькую уютную комнатку, которую она снимала в пятиэтажке у пожилой одинокой женщины. Из мебели там были только большой шкаф, в углу возле которого стояла красивая 12-тиструнная гитара, стол с тумбочками, кровать под подоконником, половину которой занимала странная белая игрушка - какой-то непонятный пушистый человечек, которого она называла Тапсик. И еще небольшое удобное кресло, которое по цвету, да и вообще по виду никак не вписывалось в интерьер. Она могла часами сидеть в нем, придвинувшись к компу, и смотреть анимэ. В такие моменты для нее вообще ничего не существовало.
Пол всегда был завален какими-то помятыми бумажками, бешеным количеством нот и книг, которые она читала, а также моими использоваными тюбиками из-под красок. Стены были полностью заклеены моими рисунками. Все, что я рисовал для нее, она непременно вешала на виду, а рисовал я тогда реально много. Мои работы были для нее особо дороги, потому что сама она рисовать не умела, хоть очень хотела... В общем, найти сдесь что-то могла только она.
Она была младше меня на 7 лет, но я ни разу не почувствовал этой разницы.
Как-то раз, в самом начале осени, когда я стоял перед мольбертом и разводил краски, она открыла настежь окно и уселась на подоконнике, согнув ноги и обхватив их руками. Она долго смотрела на улицу, а потом завела разговор о жизни. Когда же разговор зашел в тупик, она протянула руку и сняла с ветки дерева замерзшую бабочку. Стала на нее очень печально смотреть.
- Не расстраивайся, что она умрет. Так всегда бывает осенью.
Она повернула голову ко мне и по щеке покатилась крупная слеза. Затем она опять глянула на бабочку и сказала:
- Мир... Он намного лучше, чем мы его видим.
С этими словами она протянула руку обратно в окно и, к моему величайшему удивлению, бабочка расправила крылья и полетела.
В тот момент я подошел к ней и впервые поцеловал, полностью измазав ее красками.
Когда болезнь обострилась, она очень долго не хотела, что бы я приходил, но искренне обрадовалась, увидев меня. Она была в ужасном сосмтоянии, было видно, что протянет так она не долго, но продолжала все так же улыбаться. Тогда я начал свою последнюю картину.
Никогда я не писал ничего лучше, чем за те 19 месяцев, что провел рядом с ней. Этот цыкл я назвал "мастерская маленького гения". Она действительно была моим маленьким гением, более удивительных людей я не встречал. К счастью, я закончил картину до ее смерти. В самом деле, это моя самая лучшая работа. На ней изображена ее рука, с которой только что слетела бабочка, большая и яркая. Я попросил ее подписать картину. Теперь эта фраза, написаная голубыми красками ее размашистым почерком, сразу бросается в глаза:
"Мир... Он намного лучше, чем мы его видим."

холодный ангел
Последнее время я все чаще вспоминаю ее. Ведь опять наступила зима, а она так любила зиму...
В наши скучные учебные будни единственной ее отрадой было сидеть во время переменок на подоконнике с наушниками в ушах и смотреть как медленно падает на землю снег. При этом она всегда открывала окно, почти настежь, так что ледяной морозный ветер дул в лицо, развивая волосы. Я первое время просил закрыть окно, ведь так можно заболеть за нефиг делать. Но она только улыбалась и отворачивалась обратно. Никогда не болела.
Меня всегда удивляла ее такая сильная любовь к холоду. Куда бы мы не пошли, она всегда расстегивала куртку, купалась только в ледяной воде.
"Холод дает мне возможность чувствовать жизнь острее"
Я никогда не понимал ее, но всегда искренне любил.
Но ведь мы не можем всего предусмотреть. Она заразилась ВИЧ. Вообще непонятно как. Видимо, подрабатывая в больнице.
А ведь она так любила жизнь! Ничего не хотела слушать. Совсем не берегла себя. Так и продолжала сидеть у открытого окна, только теперь все чаще... Но, все же, последние свои дни прожила насыщенно и умерла буквально за 3 дня от воспаления легких.
Я всегда вспоминаю ее, когда наступает зима... И только сердце каждый раз сжимается с жуткой болью.

@темы: оридж, творчество

Comments

[Gideon G. Graves]

Вилль, это ты написала?

[William Flay]

да, это все написала я. все прошлой зимой.

[Gideon G. Graves]

[William Flay]

))
у меня таких много. нажми на темку

[Игрина]

Виллька, я тебя люблю Первое я уже отдельно читала, а вот второе и третье. Третье более тяжелое на мой взгляд от него на душе остается горький осадок.
А второй вызывает светлую грусть. Вот такое виденье мира я в тебе обожаю

[William Flay]

У меня есть еще одна вещь про ВИЧ... Правда, здесь я ее не выставляла.
Какое такое виденье мира?)) Ничего особенного))
Я была так шокирована, когда обнаружила, что Анка кусок 'мастерской' взяла как эпиграф на дневе... Приятно))

[Игрина]

Бла-бла-бла! Вот для тебя ничего особенного, а для такой неисправимой романтичной идиотки,как я, всё особенно
И правильно она это сделала, мне фраза:

"Мир... Он намного лучше, чем мы его видим."

- в мозг запала и я её сегодня целый день вспоминала.

[William Flay]

Ты не идиотка! У великого меня не может быть подобной совести!
)) Я рад ^_^
Кста, ты видела, что я тебе отдал права на посвященный тебе рассказ?

[Игрина]

Ты меня успокоила
Ым??? Что ты сделала?!! Ааааа!!! Моя в шоке... Как приятно-то

[William Flay]

Можешь с ним делать все, что хочешь))